Лиза сидит за партой, Владимир расхаживает по комнате, в углу Виктор дремлет в кресле. Чувствуется, что занятие идет уже не первый час и все смертельно устали.
Владимир (голосом, исполненным безграничного терпения):
- Лиза, вы мне опять даете повышение тона. А тут идет понижение. (Выпевает по нотам от «соль» до «до»): По-ни-же-ни-е! Не можете сказать - спойте, что ли.
Лиза (угрюмо):
- Я не умею.
Владимир:
- Что значит «не умеете»? Всякий умеет петь. Вы что, никогда в жизни не пели, что ли?
Лиза:
- Не-а, не пела. Ну, тока так, по пьяни если...
Владимир:
- Простите, а как же в школе, на уроках музыки?
Лиза хмыкает.
- Да мне еще как в садике музычка сказала, что, мол, тебе медведь на ухо наступил, просто стой и рот открывай - ну, я так и стояла. Что в садике, что в школе. Ничо, норм.
Владимир:
- Нет, ну как так можно, а? Именно человек, обязанный приобщать детей к музыке, взял и одним махом перекрыл к ней дорогу! Вот цена всему нашему хваленому «образованию». Лиза, запомните: из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь - музыка!..
Лиза (со сдержанным торжеством):
- Правильно говорить не «муз́ыка», а «му́зыка»! Меня вечно поправляете, а сами?
Владимир застывает с разинутым ртом, не окончив задуманной тирады.
Виктор (мягко):
- Лизонька, это Пушкин...
Лиза:
- Ну и что, что Пушкин? Пушкину все можно, что ли?
Владимир (твердо):
- Пушкину - можно.
Лиза (все более язвительно):
- Ага, прям! Еще скажите, что Пушкину и матами писать можно!
Виктор с Владимиром переглядываются в легком недоумении. Наконец до Виктора доходит.
Виктор (Владимиру):
- «Матами» - это «матом».
Оба загадочно ухмыляются.
Владимир (еще тверже):
- Пушкину можно все.
Теперь я, как всегда, уверен, что про Пушкина я спер из какого-то фильма. Но это ни о чем не говорит: я себя вечно на всякий случай подозреваю в плагиате.