Кто читал, тот помнит, что герой Ротфусса – музыкант. Это основной признак, через который он себя определяет: я – Квоут, музыкант, вот моя лютня. Потом уже – все остальное. Что же пишет Квоут? Квоут пишет песни. Т.е. тексты и музыку. При этом на «поэта» Квоут заметно обижается. Нет, он не поэт, ни в коем случае. В слове «поэт» есть нечто заведомо оскорбительное. Он – музыкант, он пишет песни. Музыка – важна, тексты – так, ерунда, это пишется одной левой, мимоходом. Хотя, казалось бы, в песне, которую пишет его отец, и за которую убивают всю их труппу, и во многих иных песнях, которые фигурируют в книге, важны именно слова, именно тексты, именно содержание, не так ли? Да, вроде бы так. И тем не менее: песни – это музыка, тексты по умолчанию второстепенны. Патамушта.
ИМХО (и в данном случае это именно My Humble Opinion, а отнюдь не «Истинное Мнение, Хрен Оспоришь»), в этом – ключевое различие между русской, русскоязычной, российской культурой – с одной стороны, и англоязычной, как английской, так и американской – с другой. И, говоря о музыке и музыкантах – о том, что в России называется «музыкантами», - нельзя недооценивать этот фактор. В англоязычной культуре важна и первична музыка. Я не знаю, когда это началось, и было ли так изначально, но на данный момент это очевидно так. В русскоязычной (давайте, я буду говорить «в русской», ладно? Имея в виду всех, кто говорит и пишет на русском, будь они хоть трижды евреи или грузины) – в русской культуре важно и первично слово, текст, смысл, переданный словами. Музыка – это аккомпанемент, вишенка на тортике, три блатных, четыре приблатненных, и хватит с нас.
Я помню картинку-плакат перестроечных времен. Два башмака, сошнурованных вместе, так, что шагу не ступить, рядом гитара – и подпись: «
На самом деле, конечно, если бы Высоцкий только стихи писал, как десятки других, его бы сейчас помнило два с половиной интеллигента, из них один в Питере, полтора в Израиле. А так его до сих пор поют и до сих пор помнят самые суровые, кондовые, непросвещенные дядьки. Но тем не менее важна сама установка: поэт – это серьезно, «поэт в России больше, чем поэт», а песенки писать – это так, разве что для маскировки от кровавого режима; вот когда тебя издадут толстым сборником – тогда все будет в порядке.
Сейчас эта установка уже уходит, под давлением все той же англо-американской культуры. Поэтом быть уже не круто, поэт – это либо парень, по пьяни терзающий собутыльников своими опусами, либо потасканный дяденька, издающийся «за свои». В каких-то кругах это, безусловно, не так, и там быть поэтом по-прежнему круто, но практически все мои знакомые, кто пишет стихи – они пишут не просто стихи, они пишут песни. Стихи, спетые хотя бы дрожащим козлетоном под три блатных и четыре приблатненных, – это уже совсем другое дело. И, возможно, следующее поколение полностью переймет англо-американский взгляд на вещи. Там стихи, текст – это в основном канва, по которой мы будем вышивать музыкой. За некоторыми исключениями, те тексты американских и английских рок-групп, что я видел, на звание хоть какой-то поэзии не тянут. Потому что смысл – не в тексте, смысл – в музыке.
Но для нашего поколения тексты без особого смысла, текст как канва – удел либо попсы, либо оперы. Русский рок (со всеми его разновидностями) – это в первую очередь текст, вот музыка – это канва, красивая обертка, помогающая раскусить и запомнить смысл. У того же Калугина, хотя сам он себя явно считает в первую очередь музыкантом, музыка, мелодия часто вторична (вы красный флаг на границе видели? Я в музыке смыслю чуть больше, чем ничего, см. первую фразу поста!): кусочек из Моцарта, кусочек из итальянщины, хвост от «Квинов», уши от «Битлов», лапы испанские. И пофиг, любим мы его не за это. Его первый диск, «Нигредо», не прогремел бы так, если бы не завораживающие тексты, и куски из венца сонетов между ними.
Над опьяненной ливнями землей
Царят седые призраки тумана,
И вечер тих настолько, что порой
Я слышу плач далекой флейты Пана…
Музыка? Да, ну, и музыка классная, да… Но, не будь стихов, это была бы всего лишь еще одна недурная музыка.
Это не в музыке дело, и не в Сереге, это мозги так устроены – и у меня, и, рискну предположить,